Елена Куценко, учитель начальной школы Елена Литвяк, монтессори-учитель Евгения Соколова, учитель истории Геннадий Соловьев, журналист По материалам газеты «Первое сентября», №70, 2000 год 

На педсовете директор нашей школы в очередной раз призывала педагогов работать с родителями. «Если не будете это делать, то, как найдете взаимопонимание?». Но ничего нового мы придумать не могли. На следующий день во 2 «Б» проходили Пушкина, и Елена Викторовна сказала: «Домашнее задание – пойти на Тверской бульвар, сесть на лавочку и зарисовать дом XIX века». 

– А как же мы туда одни пойдем, это же далеко, на метро надо ехать. 

– А вы попросите родителей! Скажите, что за невыполнение домашнего задания вам будет плохо. 

Дети так и сделали. И надо же: все родители клюнули и на учебный процесс сразу стали работать, пушкинскую эпоху вместе с детьми изучать. Без всякого родительского собрания. И даже без объявления в раздевалке. Вот тогда я и поняла, что мам, пап и бабушек совсем не обязательно в школу вызывать. Стоит только детям сказать, что без родительской помощи им не обойтись. Тогда они с родителями и сами работу проведут... 

Повел я пятилетнюю внучку в зоопарк. И там мы смотрели бегемота. Не через решетку, а через стекло такое толстое. Бегемот стоял ел отруби и вдруг повернулся к нам и разинул пасть. Здоровенная! А зубы какие смешные! Но тут я испугался за внучку, что она сейчас насмотрится, и спать потом не будет. 

Стал я тогда ее исподволь готовить к тому, что бегемот не страшный: посмотри, мол, какие у него ушки, какие глазки и так далее... Вдруг внучка перебивает меня и кричит: 

– Деда! Смотри! Какие там у бегемота в тарелке воробышки прыгают! 

...Вот так! Воробышки! И нет никакой пасти! Ребенок видит, что воробышкам не страшно, и ему не страшно. И тогда я понял, как часто мы приписываем детям свои собственные страхи. 

Однажды мы с Александром Борисовичем Калмановским (светлая ему память) повезли свой класс в Политехнический музей. Ребята вели себя там просто замечательно: чинно задавали вопросы, что-то солидно записывали и даже ничего не трогали руками. Такой подвиг, безусловно, требовал вознаграждения. Поэтому мы отпустили их отдохнуть в крошечном скверике перед музеем. 

Александр Борисович пошел в книжный магазин неподалеку. Я осталась, и следующие пятнадцать минут моей жизни были незабываемы. Наши милые, воспитанные ребятишки вознаграждали себя за несколько часов благонравия: с дикарским видом они охотились на местных голубей, устраивали засады в кустах и гонялись друг за другом с людоедскими воплями. 

Редкие прохожие и парочки на скамейках взирали на эту банду с ужасом, а я старательно смотрела в другую сторону и делала вид, что не имею к этому безобразию ни малейшего отношения. Конечно, я могла бы их остановить, но, во-первых, им был обещан отдых. А, во-вторых, повода вмешаться у меня не было: весь этот смерч младшего школьного возраста не оставлял жертв и разрушений ни в своих рядах, ни среди окружающих, а только оскорблял их взгляд своей необузданностью. 

И вот долгожданный миг: показалась фигура Калмановского, который, не торопясь, переходил через улицу. Подойдя к нам, он дал обычную команду сбора: «Хоп-хоп, третий класс!» На лицах людей, сидевших на скамейках, появились скептические усмешки. Ну-ну, мол, посмотрим. 

Боюсь, мы их разочаровали: ребята, помня уговор, мгновенно прекратили возню, встали друг за другом и из толпы буйно помешанных тут же превратились в симпатичных третьеклассников. Окружающие были ошеломлены. Именно в тот момент я поняла, что и в педагогике возможны чудеса. 

Дети - они живые, парадоксальные, изменчивые. Они упорно не хотят занимать нишу, раз и навсегда отведенную для каждого учителем, и, кажется, готовы при всяком удобном случае разбивать стереотипы учительского сознания. 

Только по лености подумаешь: мальчикам нужны шумные игры, а девочкам тихие, как вдруг видишь – футбольные страсти и беготня с оружием забыты, мальчишки сидят вокруг стола вместе с девочками и с азартом и удовольствием плетут фенечки, обсуждая узоры. Или кажется, что по многолетнему опыту можно с уверенностью сказать: мост, построенный из кубиков напротив двери в класс, с грохотом рухнет после звонка, ребячья толпа попросту снесет его. Но вдруг видишь, как тридцать человек целый день осторожно переступают через него, чтобы не разрушить хрупкую конструкцию. 

Так рухнуло еще одно стереотипное представление о ребенке как о существе, слабо себя контролирующем. Дети словно бы сказали мне: «Похожие ситуации только кажутся похожими. Мы – каждый день разные, мы растем и меняемся, не застывая в том образе, который вы про нас сочинили». 

И тогда я сформулировала для себя «правило моста»: никогда не выстраивай окончательный образ ребенка. А в ежедневной практике это означало: не спеши зачислять в отстающие, не думай, что задира будет вечно доставлять неприятности, а отличник будет вечным отличником, – все меняется. И именно интуиция и чувство, подсказывающие тебе, что сейчас на самом деле происходит с ребенком, часто оказываются лучшими помощниками, чем накопленный опыт.